Н. Вернер. Наука и философия в книге «Очерки философии коллективизма» (1909)
Диалог 1
А. – (марксист, партийный работник.) Простите, что я позволяю себе беспокоить вас своей просьбой, не будучи даже вашим знакомым. Я пришёл к вам, как человеку компетентному, за помощью и советом. Я хочу учиться философии. Скажите, как мне приняться за это?
В. — (старый пропагандист) Очень просто. Наберите книг по философии – в любом каталоге самообразования вы найдёте более или менее подходящий список, — и читайте их по порядку.
А. Я уже пробовал сделать это. Не знаю, почему, но меня это совершенно не удовлетворяет. Мне казалось, что я бесполезно трачу время.
В. Может быть, вам было непонятно то, что вы читали?
А. Нет, этого сказать не могу. Все слова, все фразы я, как мне кажется, понимал. Иногда мысли казались мне верными, иногда — нет; но того, что мне надо, я не находил. 9
В. Чего же именно?
А. Мне трудно это выразить… Жизни, мне кажется. – То есть, я понимаю, что жизнь там есть; но это не моя, не наша, не та… Это что-то другое… Нет, я не умею объяснить вам.
В. Может быть, вас не удовлетворяло то, что там всё чужие решения вопросов; а вам хотелось бы иметь своё собственное…
А. (Нервно). Ах, как будто это не всё равно! Своё, чужое, — не в этом дело… Ну вот, положим, я признал, что внешнее бытие существует, что познание возможно, а субъект и объект – его условия… К чему всё это? И если это нужно, то где этому место?… И если я сегодня прочитал всё это, я завтра иду на митинг, то где связь… Простите, я вижу, что окончательно запутался. Лучше не стану отнимать у вас время. (Хочет уйти). 9
В. (Удерживает его). Погодите. Я-то вас понял. Теперь у нас разговор будет другой. Для вас философия – вопрос жизни, а не вопрос книги. Мне надо было знать это. 10
А. Более или менее…
А. Гм… мне , кажется, да… отчасти, по крайней мере…
А. Признаться, довольно смутно…
А. … но устройства, не знаю.
А. … более, чем смутно. …кое что понял.
А. Вспоминаются смутные обрывки… …Но ничего толком объяснить не сумел бы.
А. Рассказать мог бы довольно мало. 11
А. … это мне неизвестно. Вообще, я вижу ясно, что о производительных силах почти ничего не знаю.
А. Приблизительно, — мог бы; вполне точного и ясного понятия об этом у меня нет.
А. …вы, наверное, покажете мне, что и там я ничего не знаю.
А. Да, об этом я кое-что изучал и даже учил других. 12
А. Да, конечно, когда нет понятий, как их нет у меня.
А. Я вам верю. 13
«Философия рождается в страстном полемическом диалоге…» 12
Э.В. Ильенков. доктор философских наук. Диалектическая логика. М. 1984
Диалог 2
А. Дорогой товарищ, я несколько месяцев не беспокоил вас, но теперь вынужден сделать это. Мне необходимы ваши советы и объяснения.
В. Расскажите, мой друг.
А. Итак, с самого начала… После нашей первой беседы у меня оставались ещё в душе большие сомнения насчёт вашего способа изучения философии. Но я решил, во всяком случае, испытать его на деле. Теперь от этих сомнений не осталось и следа. По мере того, как в систематических научных занятиях заполнялись указанные вами пробелы моих знаний о природе (13) и жизни, я находил, что всё, известное мне раньше из области философии, получает какую-то новую окраску, какое-то новое освещение, в котором всё это представлялось иначе: то, что казалось прежде самым важным, тускнеет и стушёвывается, то, чего я прежде не замечал, выступает на первый план. Я убедился, что в науке-то, действительно, и заключается тот философский свет, которого я искал… Но в то же врем этот свет стал порождать во мне и новые сомнения. Сомнения накоплялись всё больше и больше; и вот, наконец, они привели меня к такому вопросу, который и мне самому кажется довольно странным, но от которого я никак не могу теперь отделаться. Скажите, существует ли философия? 14
В. Вопрос хороший, и я рад, что вы пришли к нему. Но, поясните ваши сомнения и конкретнее.
А. Дело самое простое. Невольно сравнивая научное исследование с философским, я стал замечать, что в некоторых философских вопросах очень мало смысла, — и именно в тех, которые всего меньше похожи на научные вопросы. Как раз так называемые «основные» вопросы философии стали вызывать во мне «основные» сомнения. «Возможно ли познание?» — «Соответствует ли познание реальному бытию?» и т. д.: всё это теперь кажется мне чем-то несерьёзным и неинтересным, какой-то схоластической игрой в понятия, никому и ни на что, в сущности, не нужной. И я начинаю думать, что все действительные задачи философии – это просто научные задачи; остальное же, не более, как праздная болтовня…
Философия – Отвлечённые, не идущие к делу рассуждения.
Толковый словарь Ожегова
Философствовать – Мудрёно или беспочвенно рассуждать умствовать.
Толковый словарь Ожегова
В. Очень хорошо. Не могу не согласиться с вашими выводами.
А. Значит, философии не существует на самом деле?
В. Этого я не говорил. Напротив, я полагаю, что она, к сожалению, ещё существует.
А. То есть, именно, как мнимая величина, как бесполезная схоластика, с которой надо бороться, — это вы хотите сказать?
В. Нет, не это. Я склонен думать, что философия ещё необходима, и упразднить её удастся не так-то скоро…
А. Я не совсем вас понимаю. Вы, значит, находите, что эти «основные» вопросы, о которых я говорил, имеют действительный и серьёзный смысл в настоящее время, а потом его утратят? Или вы не о них говорите? 14
В. Да, вообще, говоря, не о них; от них-то уже сейчас останется очень немного, если применить к ним научную критику. Но есть философия и философия…
А. Итак, вы признаёте, что, кроме плохой философии, схоластической, есть ещё хорошая, не схоластическая?
В. Да, приблизительно так.
А. Научная философия?
В. Название подходящее…
А. Задачи она себе ставит научные?
В. Разумеется.
А. И методы применяет научные?
В. Я думаю…
А. Но ведь тогда это наука и есть, а вовсе не философия.
В. К сожалению, ещё не совсем так.
А. О какой же философии вы горите? Объясните это, пожалуйста. Очень интересно знать «истинную» философию!
В. Ну, это погодите… Вот, вы сами сначала скажите мне, что называете философией вообще. Или, пожалуй, точнее, — что вы называли философией, пока не разочаровались в ней до такой степени, как теперь?
А. Я подразумевал под этим выражением область самых общих вопросов, с которыми имеет дело человеческое познание.
В. К какой области вы относили закон сохранения энергии, к научной или к философской?
А. Скорее к научной…
В. Вам, значит, этот принцип на казался принадлежащим к числу «самых общих» для человеческого познания?
А. Ну, нет,- конечно, казался. Это, может быть, даже самый универсальный принцип, до какого дошло в наше время развитие мышления.
В. Но, в таком случае, не было ли у вас противоречий: определяя философию, как область самых общих вопросов, вы наиболее общий принцип относили, как вы говорите, «скорее к научной области».
А. Что же, пожалуй, и было некоторое противоречие; но оно теперь устраняется, раз я отрицаю философию.
В. А вы не думаете, что оно могло быть и только кажущимся – что ваша нелогичность имела свои основания?
А. Может быть, вы мне и объясните? 15
В. Попробую. Не помните ли ещё в философии древнего мира какого-нибудь положения, родственного закону сохранения энергии?
А. Приблизительно такое: «ничто не создаётся, ничто не исчезает в природе»? Вы про это говорите?
В. Да, именно про это. Как вы полагаете, тогда – было это «скорее научным» или «скорее философским» положением?
А. Конечно, чисто философским. В тогдашней науке оно не могло найти ни твёрдой опоры, ни, пожалуй, даже применения.
В. А закон сохранения энергии находит и то, и другое в нынешней науке?
А. Да. Теперь я вас понимаю. Очевидно, в этом именно заключается разница между научными и философскими принципами.
В. Хорошо, такова, значит, сущность различия. Но в чём заключается та «твёрдая опора», которую закон сохранения энергии находит в науке?
А. В точных опытах, представляющих научную проверку закона, в возможности предвидеть развитие точно наблюдаемых явлений.
В. Точные опыты, точные наблюдения – ведь это и есть научная техника, не так ли?
А. Да, разумеется.
В. Значит, различие науки и философии заключается в их отношении к этой технике?
«Спрашивается, можно ли в научном споре о месте понятия и идеи в познании опираться на идеалистически истолкованное понимание сущности этих категорий Гегелем и притом гегелевское понимание приписывать В. И. Ленину? Конечно, нельзя. По своей логической структуре идея есть вид понятия, она есть высшее понятие. Для Маркса и Ленина идея, мысль, понятия – это однопорядковые продукты мозга. В «Философских тетрадях» мы читаем: «в мысли, в идее», «понятие, идея» и т.п. Поэтому выделение идеи в качестве особой от понятия формы мышления несостоятельно». стр. 190
Лог. сл. 1975г.
«Идея – это новая комбинация старых элементов. Запишите эту фразу, подчеркните её и накрепко запомните. Возможно, это будет самая важная мысль из всех, какие вы когда-либо записывали. В ней содержится ключ к нахождению новых решений. Новых элементов нет. Есть только новые комбинации». 232
Гордон Драйден. Джаннетт Вос. Революция в обучении. 1999г Москва 2003г
Идея – форма постижения в мысли явлений объективной реальности, включающая в себя сознание цели и проекции дальнейшего познания и практического преобразования мира.
фил. энциклоп. слов. 1983г
«Все идеи извлечены из опыта, они – отражения действительности, верные или искажённые»
Ф. Энгельс.
(Поняли! Идеи мы создаём сами, а понятия заучиваем. О понятиях не спорят, о них договариваются. Нечего создавать идеи и спорить о них, запоминайте и повторяйте. — прим. БГ)
А. Несомненно. Выходит так: если техническая проверка идеи возможна, то это научная идея; если техническая проверка невозможна – идея философская.
В. Но эта проверка, невозможная сегодня, может стать возможной завтра?
А. И тогда философская идея превратится в научную.
В. Следует ли отсюда вывод, что до этого момента она было ненужной и бесполезной?
А. Едва ли…
В. Например, было ли бесполезна та философская идея, о которой мы только что говорили: ничто не создаётся, ничто не исчезает в природе?
А. Нет, для цельности мировоззрения…
В. Разве она была полезна только для этой цельности? А она не могла давать известного направления самой научной мысли и (16) научному исследованию? Не поддерживала она стремления научно прослеживать, откуда взялось то. что явилось неожиданно. и куда девалось то. что кажется исчезнувшим бесследно? Не должна была противодействовать блужданиям в сторону магии, искания «перпетум мобиле» и т.д. Не подготовляла почвы для нынешней науки, для закона Лавуазье, для той же энергетики?
А. Да, бесспорно, — хотя, насколько помнится, на эту же идею опиралось отчасти и учение о переселении душ…
В. То есть, кроме удачных применений идеи, были и неудачные. Но, ведь, это бывает и в науке, притом очень часто…
А. Это правда. – Итак, в философских идеях вы видите, так сказать, личинки будущих научных идей?
В. Пожалуй, даже куколки, которые будут освобождены от философской оболочки развитием научной техники.
А. Но философских идей много, а много ли из них станет потом научными?
В. А много ли личинок и куколок доживает до бабочки?
А. Но как узнать, которые именно?
В. Можно и узнать с некоторой вероятностью. Только тут уж наше сравнение становится неподходящим. Философские идеи не ползают, как личинки, и не лежат неподвижно, как куколки, — они живут настоящей, активной жизнью в одном мире с научными идеями, — в мире борьбы человечества со стихиями вне и внутри его самого. Наблюдайте отношение философских идей к этой борьбе, и к научным идеям: у вас тогда будут основания, чтобы судить о том, где наибольшая вероятность истины. Где невозможна ещё научно-техническая проверка, там остаётся косвенная проверка жизни…
А. Хорошо, пусть так… Но у меня возникает ещё один вопрос. Каким образом возможно, чтобы философские идеи, не выведенные из научного опыта, и даже технически ему недоступные, могли быть «предвосхищением» научных знаний? Откуда они сами взялись; в таком случае?
В. Если не из опыта научного и точного, то, значит, из опыта обыденного и неточного. Например, разве в обыденном опыте древнего человечества не было данных для вывода положения – «ничто не создаётся, ничто не исчезает в природе»?
А. То есть, вы имеете в виду такие факты, когда то, что (17) казалось исчезнувшим, бесследно, потом, при ближайшем наблюдении, находится вновь в изменённом виде?
В. Да, например, эти факты, а также и вообще все случаи где удаётся видеть сохранение какого-нибудь «тела», «вещества», «силы» среди ряда превращений.
А. Но ведь в этом опыте, обыденном и неточном, имеется масса данных и для противоположного вывода, — очень многое «исчезает» так, что ни за что и не найти, если не выйти за пределы этого опыта.
В. Да, монистическое мышление и должно выбирать между тем и другим выводом, и чтобы сделать его всеобщим, должно дополнять опыт гипотезой. Отсюда – спорность и приблизительность философских положений…
А. Итак, берём философию, как путь к науке, как её временную замену?
В. Да, — точнее, как путь к научному монизму. Философия, действительно, есть область самых общих, то есть монистических вопросов, потому что они последними решаются посредством научно-технических методов: наука идёт от конкретного и частного… (Хрен! От общего к частному! Так сказал Маркс!)
А. А как вы думаете, — близок конец философии, замена её научным монизмом?
В. Да, начало уже есть: энергетика. дарвинизм, социальная теория Маркса. 18
«Только марксистско-ленинская диалектика способна быть методом научного познания и практической деятельности. 7
Маркс установил, что только восхождение от абстрактного к конкретному есть специфичный для научно-теоретического мышления способ переработки материала созерцания и представления в понятия. 233
Э.В. Ильенков. доктор философских наук. Диалектическая логика. М. 1984
«Абстрактное понятие получается из конкретного, мы путём анализа выделяем какое-нибудь качество или свойство вещи». 16
Челпанов
(Понятия наглядные еще не обработанные логикой называются конкретными. — прим. БГ)
Этим логика Маркса – в качестве диалектической логики – принципиально отличается от дурного эмпиризма. 234
Абстрактно обрисованное целое… предстаёт в сознании… как конкретно понятое целое, как верно отражённая конкретность. 234
Анализ при этом совпадает с синтезом, вернее, совершается через него, через свою собственную противоположность, в каждом отдельном акте мышления. 234
Анализ и синтез не два разных, распадающихся во времени акта, а один и тот же акт мышления в своих внутренне неразрывных аспектах. 235
Каждая порознь взятая абстракция, выделяемая путём анализа, должна сама по себе быть по существу конкретной. Конкретность целого в ней не должна гаснуть и устраняться. Наоборот, именно эта конкретность в ней и должна находить своё простое, своё всеобщее выражение. 235
Таковы именно все абстракции «Капитала», … 235
Понять, то есть отразить, воспроизвести внутреннее членение предмета в движении понятий, нельзя иным путём, кроме последовательного восхождения от абстрактного к конкретному, от анализа простых, небогатых определениями форм развития исследуемого целого к анализу сложных, производных, генетически вторичных образований. 236
По этой причине способ восхождения от абстрактного к конкретному не только можно, но и непременно нужно рассматривать как универсальный метод мышления в науке вообще, то есть как всеобщую форму развития понятий, а вовсе не только и не столько как специфический приём, специально приспособленный к нуждам разработки теории прибавочной стоимости. «Капитал» дал образец – до сих пор непревзойдённый – сознательного следования этому методу, он продемонстрировал его эвристическую силу, его способность справиться с диалектическими трудностями, возникающими в ходе научно-теоретического познания, с противоречием всеобщего и особенных форм проявления этого самого закона. 237
Данный способ по существу органически связан с историческим, с генетическим представлением о предмете научного мышления и самого этого мышления. Это прежде всего логическая форма изображения (отражения) исторического, исторически принимаемой действительности. Однако и само понимание исторического здесь предполагается гораздо более тонкое, нежели свойственное диалектически необразованному мышлению и соответствующим ему логическим и гносеологическим концепциям. 238
…сам принцип совпадения логического порядка категорий с порядком исторического развития соответствующих им явлений невозможно реализовать в исследовании без ясного понимания диалектичности отношения между этими порядками без учёта того обстоятельства, что такое совпадение (тождество) осуществляется через различие, что оно есть торжество (совпадение) противоположностей – типичный случай диалектического тождества. Без уяснения заключающейся здесь диалектики нельзя верно понять, а потому и применить марксов способ восхождения от абстрактного к конкретному. 238
Без принципа историзма само восхождение от абстрактного к конкретному лишается ориентира и критерия, становится неясно, какое же именно понятие надо логически развить раньше, а какое позже, какое считать абстрактным, а какое более конкретным». 251
Э.В. Ильенков. доктор философских наук. Диалектическая логика. М. 1984
Диалог 3
В. — (старый пропагандист). Я лучше задам вам более общий вопрос: где же в конце концов существует та святая и вечная истина, что дважды два – четыре?
А. – (марксист, партийный работник). Если в природе нет ни двух, ни четырёх вполне одинаковых единиц, то выходит, как будто так, что эти истина существует только в человеческой голове…
В. Ка будто так… А теория Френеля, анализ бесконечно малых, аксиомы о равенстве и неравенстве? …
А. Тем более, только там же. – Хотя это мне кажется очень неутешительным.
В. А для философа нужно утешение? Ему надо установить то, что есть. – Итак, установим: теория – всякая теория, истинная и не истинная. –существует только в сознании людей, или, выражаясь материалистически, но не очень точно, в сером веществе их головного мозга. Оттого она и «серая», как говорит о ней Гёте.
А. Но вы сами же сказали: теория истинная или не истинная». Значит, вы сами признаёте, что возможна «истинная» теория, то есть по крайней мере, соответствующая действительности?
В. Конечно.
А. –Так не будет ли простой придиркой к словам, если я скажу: «истина не существует вне человеческого сознания». Там существует то, чему она соответствует. А не в этом ли вся суть вопроса?
В. — (старый пропагандист) Именно в том. И теперь объясните мне, какое это «соответствие».
А. «Соответствие», то есть правильная картина действительности, верное её отражение.
В. «Картина», «отражение»… Что же, эти метафоры годятся, как и всякие другие. Но ведь это только метафоры. Вы, например, знаете логарифмическую формулу определения высоты по барометру. Вы можете написать эту формулу в виде нескольких чёрных крюков и чёрточек на белой бумаге, можете произнести её в виде нескольких слов. можете представить её себе мысленно в виде ряда математических действий. В любом из этих видов, похожа ли она хоть сколько-нибудь на «картину», изображающую различные высоты вместе с различными плотностями воздуха. или на «отражение» этих высот и этих плотностей, хотя бы в самом плохом зеркале? Не ясно ли, что говоря о «верной картине» или «правильном отражении» действительности познанием, вы говорите только о том же соответствии, нисколько не выясняя, какого оно рода, в чём оно заключается?
А. Не совсем понимаю, чего вы требуете? Ведь ясно, что соответствие между формулой и действительностью существует, раз формула действительно даёт мне возможность определить высоту по барометру. А вы спрашиваете – какое соответствие? Ну, вот именно такое, что по формуле можно узнать высоту…
В. Это то мне и было нужно. Но только и высота, которую вы определите, будет тоже пока еще не более, как формула: если вы скажете, или напишете, или подумаете, положим, что при таком то уровне барометра высота – «6,800 метров» — это не будет строго говоря, ни «картиной», ни «ни отражением» действительной высоты, и вообще почти нисколько не неё не похоже; это будет только соответствовать ей. В чём же здесь заключается соответствие? 22
А. Теперь знаю, чего вы хотите. Соответствие заключается в том, что на цифре высоты и воздушного давления можно практически основываться в свих действиях и предвидеть их результаты. Например, если воздухоплаватель или альпинист хочет достигнуть высоты в 6 800 метров, он примет во внимание, что таи плотность воздуха мала и дышать трудно, позаботится о том, чтобы его лёгкие были в полном порядке, или захватит мешок с кислородом и т.д.
В. Да, и не только это, конечно. Всё устройство воздушного шара, в котором рассчитывают подняться на такую высоту, должно быть сообразовано с этой формулой: размеры шара, выбор газа для его наполнения. плотность оболочки, количество балласта и т.д. Словом, не будет ли достаточно сказать, что соответствие формулы с действительностью, заключается в её практической применимости?
«Сознательных диалектиков-материалистов на Западе нет. 18
«Теория отражения», выдвинутая Лениным, означала, что материализм основывается на признании существования «вещей-в-себе» или их существовании независимо от сознания. Согласно этой теории, «идеи и ощущения являются понятиями или образами этих предметов». Ничего, правда, не говорится при этом о том, насколько эти идеи похожи на сами предметы. 46
Тот факт, что материализм Ленина основан на предположениях, не обсуждается открыто в советском Союзе, где диалектический материализма обычно изображается как доказуемая теория, даже как неизбежный вывод современной науки. 47
Ленин пытается сделать диалектический материализм менее уязвимым для критики и не оказывающим тормозящего влияния на развитие науки, проводя четкое различие между диалектическим материализмом и простым материализмом. Однако если судить об этом намерении только на основе содержания книги «Материализм и эмпириокритицизм», то можно сделать вывод о том, что различие это проводится не совсем чётко. В названной работе Ленин не останавливается даже на обсуждении законов диалектики, то есть тех принципов, которые, собственно, отличают диалектический материализм от простого материализма. 48
Лорен Р. Грэхэм. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. 1985 г Москва 1991 г
А. Да, мне кажется, что это так. И я помню, что ещё Маркс критерием истины признавал практику.
В. Не значит ли это, что истинное знание «соответствует» действительности таким же способом, как любое орудие – тому объекту или материалу, на который им воздействуют?
А. Очевидно, да. 23
В. Например, как зубы животного –пище, которую они разгрызают, топор дровосека – дереву, которое он раскалывает, динамитный патрон – горной породе или человеческой особи, которую он взрывает.
А. Пожалуй, что так. Хотя не скрою, что эти сравнения кажутся мне довольно грубыми.
В. Грубыми или тонкими – не в этом дело, а в том, верны ли они по существу, точно ли выражают характер и смысл «соответствия» истины с действительностью. Можно выразить и тоньше; например, сказать: истина есть жизненное приспособление; и она так относится к действительности, которую охватывает, как всякое другое приспособление для жизненной борьбы – к той среде, на которую направлена его функция. Это удовлетворит вас больше?
А. Да, с этим можно согласиться без особых оговорок.
В. Теперь. полагаете ли вы, что практическое приспособление должно быть «похоже» на ту среду. на которую оно воздействует, что оно должно представлять её «картину», её «отражение». сколько-нибудь её прямо воспроизводящее?
А. Нет, мне кажется, это необязательно… Я даже сейчас, как-то не могу подобрать в памяти такого примера, чтобы прямое сходство имелось налицо.
В. Оттого и не можете, что по общему правилу, такого сходства нет. Приспособление вырабатывается живым организмом в его борьбе с внешней средой, и есть часть этого организма; понятно, что оно не похоже на ту среду, против которой направлено. Зубы животного не «изображение» его пищи. Но в то же время, как вы знаете из сравнительной анатомии, зубы по своему строению и виду зависят от пищи животного, «соответствуют» ей настолько, что по найденным зубам возможно вполне точно установить, чем животное питалось. Точно так же и машина не «изображение» материала, который она обрабатывает, но она ему практически «соответствует», или это совершенно негодная машина. 23
А. Все эти соображения вы хотите отнести и к истинам познания, к научным законам, теориям и т.д.?
А. Совершенно верно; потому что всякое приспособление есть приспособление, и его зависимость от той среды, к которой оно относится, всегда одного и того же типа. С этой точки зрения вам нетрудно будет разобрать, например, ваш инцидент с теориями Френеля и Мак-Куллоха.
А. (Грустно-шутливым тоном). Понимаю. Обе эти теории – зубы для разгрызания световых явлений. Теория Френеля – зуб с трещиной, но достаточно ещё крепкий и острый, чтобы хорошо выполнять это дело. теория Мак-Куллоха – зуб цельный. но тупой. Только… объяснение ли это?
В. В таком виде – конечно. не объяснение, а сравнение. Но давайте, разберём дело по существу. Что такое световой эфир с точки зрения этих теорий?
А. Твёрдое тело, обдающее большой упорностью и заполняющее собою всё пространство.
В. Да, и в том «твёрдом теле» находятся и движутся все другие тела природы. А понятие «твёрдого тела», откуда оно вообще взялось?
А. Из опыта, конечно.
В. И в опыте чем прежде всего характеризуется «твёрдое тело»?
А. «Твёрдостью», разумеется.
В. А каким способом мы узнаем об этой твёрдости?
А. Посредством осязания, и зрения тоже.
В. Что же именно вы при этом «осязаете» и «видите»?
А. Сопротивление, которое такие тела оказывают давлению пальцев. толчку, удару, вообще движению других тел.
В. Значит, это сопротивление и есть то, что даёт основу для понятия «твёрдости»?
А. Очевидно.
В. А световой эфир представляет подобное сопротивление. которое можно было бы осязать или видеть?
А. По-видимому, нет. Все тела движутся в нём совершенно свободно.
В. Да, если не считать единственного тёмного факта с кометой Энке, движение которой постепенно замедляется, как будто бы она испытывала препятствие со стороны эфира. Но это – один только случай, которому противостоят миллионы миллионов противоположных; и, конечно, даже он нисколько не похож на то, что подразумевается, когда горят о «твёрдых» телах и их сопротивлении. Итак, что же вы, собственно, хотите сказать, когда утверждаете, что эфир есть твёрдое тело?
А. Очевидно, это обозначает не то, что обыкновенно называют твёрдостью…
В. А что же именно?
А. Ну… способность передавать волны поперечных колебаний, подобно упруго-твёрдым телам…
В. Да, и только это. Но и то ещё слишком много. Вы сказали – «поперечные колебания»… Чего же именно?
А. Частиц эфира.
В. Откуда вы взяли представление о «частице»?
А. Из опыта, разумеется.
В. И, следовательно, когда вы говорите об этих «частицах», у вас имеется известный образ опытного происхождения?
А. Да, я воображаю себе очень маленькие твёрдые тельца, очень тесно расположенные и быстро движущиеся поочерёдно вверх и вниз.
В. Преставление зрительного и осязательного характера. И вы полагаете, что там действительно есть что-нибудь похожее на это преставление?
А. Нет, к сожалению нисколько не похожа.
В. Значит ли это. что она плоха?
А. Правду сказать. мне это в непривычки не очень нравится. Но плохой признать её я не могу, раз она позволят овладеть световыми явлениями. 25
В. Точно так, как орудие позволяет овладеть тем или иным материалом труда… Но если в орудии есть недостаток, который пока еще не мешает успешно применять его, бросите ли вы это орудие?
А. Не брошу, пока нет другого лучшего.
В. Вероятно, это лучшее орудие и вырабатывается посредством развития электромагнитной теории света Кларка Максуэля…
А. Вопрос исчерпан. А как быть с моими бесконечно-малыми? Тоже признать. что это «орудия. которые пока годятся…?» А что они в противоречии с другими «орудиями», это считать неважным? Не так ли?
В. Нет не так. Если одно «орудие» стоит в противоречии с другим равнодушно относиться к этому нельзя, потому что тогда несравненно труднее овладеть ими обоими вместе. Но. к счастью, в данном случае этого вовсе нет. Надо только отчётливо понять значение символа «бесконечно-малая величина».
А. Это, очевидно, тоже вроде «твёрдого» эфира?
В. Нет, гораздо проще. «Бесконечно-малая», это просто символ процесса уничтожения обыкновенно «конечной» величины. «Неравные» бесконечно-малые, это означает различные пути этого процесса, различный его темп. Если вы к равным обыкновенным величинам прибавляете неравные бесконечно-малые, о вы выражаете этим только ту мысль, что возникающие изменения этих величин вы уничтожаете двумя различными путями. Понятно, что при этом нарушении равенства будет избегнуть. В том аналитическом положении, которое вас смутило, тому же факту дано самая общая, — идеально-общая формулировка.
А. Значит, бесконечно-малая есть, так сказать, орудие для остановки расплывающихся величин?
В. Приблизительно, так.
А. Боюсь, что мне не очень легко будет усвоить этот «технически» взгляд на познание. Я всегда думал, что истина – это более или менее похожий портрет действительности; а на деле оказывается, что это машина, посредством которой режут, кроят и сшивают действительность. Согласитесь, что с этим не так то легко примириться. 26
В. Я понимаю это, Философия – не легкое дело.
А. У меня уже сейчас возникают в голове новые вопросы и недоумения. Возможно, что довольно скоро мне вновь потребуется ваша помощь.
«72. Мир есть не что иное, как представление познающего субъекта.
73. Существование объекта есть лишь соединение воспринимаемого времени и пространства посредством рассудка.
74. … что такое вообще заблуждение и истина? – Мир не лжет; в то время как мы его созерцаем (чувствами и рассудком), мы не можем заблуждаться; не лжёт нам и наше собственное сознание: наша внутренняя сущность есть то, что она есть: ведь это – мы сами, каким же образом возможно заблуждение?! – Заблуждение возможно лишь для разума, оно встречается лишь в понятиях. Истина – отношение суждения к чему-либо, находящемуся вне его. Мы заблуждаемся, когда соединяем понятия таким образом, что соответствующего этому соединения не существует вне этих понятий, как, например, в суждение «мир и я сам существуют лишь как следствия некоего основания». Материал, из которого должна быть создана философия, это – понятия; они для философа составляют то же, что мрамор для скульптора.
Лишь в понятиях спрашивают, сомневаются и заблуждаются относительно прошлого и будущего, относительно причины и действия и т.д.
92. Лишь в понятиях можно обозревать целое».
Шопенгауэр (1788-1860) Об интересном. Москва 1997г.
Диалог 4
А. …наука для всего общества одна и та же, несмотря на его классовое разделение. Например, математика и мир величин для всех классов одинаковы; астрономическая действительность и астрономические истины точно так же. Но, напротив, социальная действительность для различных классов существенно различна; и социальная наука тоже; потому что как всякому известно, если бы «дважды два – четыре» задевало интересы какого-нибудь класса, то и это не было бы общей истиной. 28
В. Если истина задевает привычки мышления, свойственные классу в силу его постоянных жизненных условий, тогда она встречает в нём не менее сильное сопротивление. 28
