Чернышевский, Николай Гаврилович, знаменитый писатель, 1828—89, сотрудник “Отеч. Записок” (1853—55) и “Современника” (1854—64). Брокгауз и Ефрон
Избранные философские сочинения. Т. 2 1950 г
Заблуждение – сущность его состоит в предположении, будто бы результат произведён фактом, только случайно совпадающим с другими фактами. Обратить внимание на которые не хотят суеверные простаки и которые сами по себе уже очень достаточны для объяснения дела. 652
Мы будем говорить о предрассудке, возникшем из незнакомства с основными правилами логики.
Когда мы хотим исследовать, может ли какое-нибудь обстоятельство считаться причиною известного факта, логика предписывает нам, во-первых, рассмотреть, нужна ли нам гипотеза о какой бы то ни было лишней причине, или тот факт, происхождение которого мы хотим узнать, совершенно достаточно объясняется действием причин уже известных. Если окажется, что этих несомненных причин уже совершенно достаточно и что нет надобности придумывать новую причину, логика велит нам испытать, нет ли положительных указаний, что факт, происхождение которого мы объясняем, возникает исключительно от этих причин, совершенно независимо от обстоятельства, которому наше суеверие приписывало влияние на него. Для этого логика велит внимательнее обозреть природу и историю, чтобы видеть, не повторяется ли этот факт в полной своей силе и там, где не существует обстоятельства, которое суеверным образом ставится в связь с ним. Для человека рассудительного бывает обыкновенно довольно первой половины исследования; но тот, кто ослеплён суеверием, принужден бывает сознаться в своём заблуждении только по приложении к спорному вопросу и второго способа, — способа отрицательной проверки. Нелепость моей гипотезы обнаружится таким осязательным способом, что, не отказавшись от неё, я представлюсь уже просто или человеком недобросовестным или тупоумным суевером. 654
Статистика говорит, что степень успехов сельского хозяйства везде соответствует густоте населения. Лучше всего в Европе земля обрабатывается в Англии, в Рейнской Германии и в Ломбардии: эти страны имеют от 5 до 6 000 населения на квадратную милю. Во Франции, где население простирается до 4 000 человек на квадратную милю, земля обрабатывается далеко не с такой заботливостью. У нас нет ни одной губернии, которая густотою своего населения равнялась бы хотя Венгрии, и, за исключением одной Московской, нет ни одной губернии, которая превосходила бы в этом отношении Трансильванию. Если мы возьмем даже только одни так называемые земледельческие наши губернии, то есть западную часть центральной России. Малороссию и землю черноземной полосы, все-таки, в общей сложности, мы не получим более 1200 человек на квадратную милю в этом пространстве, где главным образом сосредоточено наше земледелие. 655
Рассказы наших отцов и дедов свидетельствуют, что в их времена господствовал произвол, невероятный даже для нас. Не будет ли явным безрассудством отыскивать каких-нибудь других причин к объяснению того факта, что Россия заселена ещё очень слабо? Мы удивляемся не тому, что теперь наше население ещё слишком мало; напротив, скорее требовало бы объяснения то обстоятельство, каким образом могло оно увеличиться хотя до настоящей цифры при известной нам судьбе русского народа в этот период. 658
Русский народ жил, или, лучше сказать, прозябал или дремал в тяжёлой летаргии, немногим отличающейся от расположения духа, владычествующего над изиатцами. 663
Апатия у нас изумительная; она так поразительна, что многие называют нас народом ленивым.
Энергия труда подавлена в нас вместе со всякою другою энергиею. 663
Как вы хотите, чтобы оказывал энергию в производстве человек, который приучен не оказывать энергии в защите своей личности от притеснения? Привычка не может быть ограничиваема какими-нибудь частными сферами: она охватывает все стороны жизни. Нельзя выдрессировать человека так, чтобы он умел, например, быть энергичным на ниве и безответным в приказной избе тем, чтобы почёсывать себе затылок и переминаться с ноги на ногу. Он будет таким же вахлаком за сохою. 660
Когда пробуждается в нём усердие к делу, он обнаруживает чрезвычайную неутомимость и живость к работе. Но для этого бывает нужно ему увидеть себя самостоятельным, почувствовать себя освобождённым от стеснений и опёк, которыми он бывает подавлен. 661
Каждое человеческое дело успешно идёт только тогда, когда руководиться умом и знанием; а ум развивается образованием, и знания даются тоже образованием; потому только просвещённый народ может работать успешно. 664
Азиатством называется такой порядок дел, при котором не существует никакой законности, не существует неприкосновенности никаких прав, при котором не ограждены от произвола ни личность, ни труд, ни собственность. В азиатских государствах закон совершенно бессилен. Опираться на него значит подвергать себя погибели. Там господствует исключительно насилие. Кто сильнее, тот безнаказанно делает над слабейшим всё, что только ему угодно, а так как у него нет человеческих понятий, то руководится он в своих действиях только прихотями добрыми или дурными. Это как случится, но во всяком случае совершенно бестолковыми; эта черта азиатства в разборе сочинении г. Островского очень удачно названа самодурством. Для человека постороннего она составляет самую поразительную особенность азиатского порядка дел. При безграничном владычестве самодурства каждый азиатец в сношениях своих с более сильным человеком руководиться исключительно мыслью угождать ему. Угодливость, уступчивость, раболепство, — это единственный способ не быть раздавленным от руки сильнейшего. Мы часто обвиняем азиатцев за их раболепство; но что же им делать, когда закон у них, как мы сказали, бессилен? Водворите у них законность, и вы увидите, что они сделаются такими же людьми, как мы, европейцы! 670
Мы чувствуем, что наши слова об азиатстве решительно неудовлетворительны. Но что же делать! Наш язык не выработался настолько, чтобы можно было удовлетворительно выражать им серьёзные понятия. Недаром все ученые жалуются на бедность нашей терминологии. Если бы мы писали по-французски или по-немецки, мы, вероятно, писали бы лучше. Но, не удостоившись от судьбы получить такое счастие, мы должны писать на языке, который, по какому-то загадочному случаю, устроен так, что никак не сумеешь излагать на нём свои мысли связно и ясно. Наш язык, орудие слишком непокорное мысли и истине, беспрестанно увлекает писателя в такие уклонения от его идеи, которые могут быть неприятны не только читателю, но и самому автору, но которые должен извинять великодушный читатель. Удержаться на прямой дороге развития идеи нет возможности, когда пишешь по-русски, и писателю остается только, когда он заметит, что уклонился от своей идеи слишком далеко, делать крутые повороты, чтобы взяться опять за дело, ускользнувшее из-под пера по сбивчивости нашего языка. Мы так и сделаем. Забывая наш неудовлетворительный эпизод об азиатстве, мы беремся опять за логику и смотрим, что велит она делать при рассуждении и неосновательных гипотезах, каково разбираемое нами предположение отсталых экономистов о вредном влиянии, будто бы оказываемом на земледелие нашею системою общинного владения.
Логика говорит, что не довольно опровергнуть ошибочное мнение, а надобно также показать, каким образом могло оно произойти, потому что иначе ошибка оставалась бы делом произвольным, не имеющим достаточных причин, то есть загадочным. Чтобы исполнить это последнее требование логики, нам нужно только рассмотреть посылку, из которой выводится ошибочное мнение. 671
Это форма умозаключения очень обыкновенная у людей, не привыкших к логическим приёмам.
Все суеверия основаны на форме умозаключения «после этого – значит вследствие этого». Доказывать его нелепость было бы скучно; довольно будет сказать, что суеверную привычку делать заключения по форме, нами указанной, логика велит заменять строгим исследованием положительных причин, прибавляя, что очень часто могут совпадать между собою факты, тенденции которых противоположны, и что в таком случае результаты слабейшего факта подавляются противоположными ему результатами сильнейшего факта. 673
Если мы рассуждаем о безопасности какого-нибудь общественного учреждения в известном обществе, то не должен ли нам прежде всего приходить в голову вопрос о том, каково состояние администрации и судебной власти в этом обществе?
Крепостное право, и упадок народной энергии, и умственная наша неразвитость, — все эти факты, подобно всем другим плохим фактам нашего быта, коренную, сильнейшую причину свою имеют в состоянии нашей администрации и судебной власти. 674
Весь наш быт во всём, что есть в нём печального, обусловливается этою основною причиною всех зол.
В самом деле, пересмотрим все недостатки его, для всех найдём одну и ту же главную причину. Начнём с экономической стороны. Все неудовлетворительные явления нашего материального быта подводятся под одно общее выражение: «наш народ беден». Если мы сознались в этом общем факте, кажется, не подлежащем спору, мы не станем удивляться ни одному их частных явлений, входящих в состав его или представляющихся его последствиями. Например, может ли быстро увеличиваться население, у которого бедностью отнята возможность вести жизнь в здоровой обстановке и потреблять хорошую пищу? Могут ли быстро развиваться города у бедного народа? Может ли у него процветать торговля, когда у него нет обильного запаса продуктов для обширной торговли, или промышленность, когда ему не на что покупать произведений промышленности? Могут ли у него быть достаточные оборотные капиталы в земледелии, когда он вообще терпит чрезвычайный недостаток в капиталах? Словом сказать, в чём бы ни увидели мы недостаток, мы уже вперёд сказали о нём, когда произнесли общую фразу: «народ беден».
Но может ли выйти из бедности народ, у которого администрация дурна и судебная власть не исполняет своего предназначения? Разве не каждому известно, что народное благосостояние развивается только трудолюбием и бережливостью? А эти качества могут ли существовать при дурной администрации, при плохом суде? Человек может работать с усердием только тогда, когда никто не помешает его труду и не отнимет у него плодов труда. Этой уверенности нет у человека, живущего в стране, где администрация дурна и суд бессилен или несправедлив. Бережливым можешь быть только при уверенности, что бережешь для себя и своей семьи. А не для какого-нибудь хищника. Если этой уверенности нет, человек спешит поскорее растратить – хотя бы на водку – те скудные деньги, которые успеет приобрести. Распространяться об этом вновь едва ли нужно, потому что много раз уже говорил об этом «Современник». 676
Почему дела у нас вообще ведутся беззаконно, с получением или без получения взяток, всё равно. Только в тех случаях дело решается взяткою, когда обе стороны почти равны по общественному положению. Итак, вовсе не о взятках должна быть речь: речь должна быть о том, что вообще у нас дела ведутся беззаконно; то, что беззаконие доставляет доход чиновнику, есть уже причины беззаконности – безответственность и беззащитность чиновников. Чиновник наш подлежит одному только контролю – контролю начальства; ни общество, ни товарищи, ни подчинённые не могут ничего сделать с ним, если только начальство довольно им; зато ни общество, ни товарищи, не могут спасти его, если начальство им недовольно. Он безответственен перед всем и всеми на свете, кроме начальства; зато перед начальством беззащитен. Лишённый всякой независимости относительно начальства, он может держаться на службе только тем, чтобы угождать ему. Они должны нарушать закон не для того, чтобы брать взятки, а для того, чтобы не подвергнуться несчастию самим. Вот истинный источник беззаконного ведения дел. А если уже совестью надо кривить, всё равно, будет ли надобно брать взятки или нет, то почему и не брать взяток? Когда надобно делать одно и то же – кривить душою – с выгодой и без выгоды, то, конечно, будет даже лучше кривить душою с выгодою. И без того не избежишь греха. Таким образом взяточничество является только уже результатом предшествующей ему необходимости нарушать закон по беззащитности исполнителей закона перед сильнейшими и безответственности перед обществом. Чтобы восстановить законность, надобно обратить внимание не собственно на взяточничество, а на эту коренную причину невозможности чиновникам обходиться без нарушения закона. Надобно изменить положение чиновников, дать им возможность не погибать от отказа нарушать закон в угоду сильным людям и, с другой стороны, сделать так, чтобы одно благорасположение начальства не служило для них залогом полной безопасности при нарушении закона. Читатель видит, что для этого должны быть изменены отношение должностной деятельности к общественному мнению. Оно должно получить возможность к тому, чтобы защитить чиновника, исполняющего свой долг, от погибели и подвергнуть ответственности чиновника, нарушающего закон. Для этого одно средство: надобно сделать, чтобы должностная деятельность перестала быть канцелярскою тайною, чтобы всё делалось открыто, перед глазами общества, и общество могла бы высказывать своё мнение о каждом официальном действии каждого должностного лица. Пока не изменится это, все попытки к водворению законности в нашей администрации и судебном деле останутся безуспешны. 678
«У всех народов существует взаимозависимость между совершенством законодательства и успехами человеческого ума. Чем просвещеннее будут граждане, тем совершеннее будут их законы. Но только от высокого качества последних, как я это докажу, зависит общественное счастье». Гельвеций
Мы должны показать, что дурное управление есть общая коренная причина всех тех недостатков, которые задерживают развитие нашего общества.679
Произвол не может ужиться ни с каким законом. 681
Дурное управление было также главною причиною неудовлетворительного развития нравственных и умственных сил народа. Говоря о бедности, производимой дурным управлением, мы уже видели, что оно производит её через подавление нравственной энергии в народе. Действительно, может ли быть энергичен человек, привыкший к невозможности отстоять свои законные права, человек, в котором убито чувство независимости, убита благородная самоуверенность? Соединим теперь упадок нравственных сил с бедностью, и мы поймём, почему дремлют также умственные силы нашего народа. Какая энергия в умственном труде возможна для человека, у которого подавлены и сознание своего гражданского достоинства, и даже энергия в материальном труде, который служит школою, подготовляющею человека к энергии в умственном труде?
